Музруков Б. Г.

Музруков Борис Глебович

 

Родился 11 октября 1904 года в г. Лодейное Поле Ленинград­ской области

1929 г.- окончил Ленинград­ский технологический инсти­тут

1929-1939 гг. -работал на Кировском заводе инженером, начальником цеха, главным металлургом

1939-1947 гг. — директор Уральского завода тяжелого машиностроения (УЗТМ) в г. Свердловске 1947 г - руководитель пред­приятия «Маяк» (Челябинская область), создававше­го оружейный плутоний для ядерных боеприпасов

1943г., 1949г. - присвоено звание Герой Социа­листического Труда. За выдающиеся заслуги в деле организации производства, конструирования и усо­вершенствования танков (1943 год). За разработки в атомной промышленности (1949 год) 1945 г - присвоено звание генерал-майор-инженер 1950-1954г.г. - Депутат Верховного Совета СССР 1951г., 1953г. - лауреат Государственных премий СССР

1955-1974 гг. - директор Научно-Исследовательского института в г. Сарове (ВНИИЭФ, Арзамас-16), сто­ял у истоков создания советского атомного центра.

1962 г. - лауреат Ленинской премии

Награды: четыре ордена Ленина, орден Октябрь­ской революции, орден Кутузова I степени, три орде­на Трудового Красного Знамени, орден Отечествен­ной войны I степени, медали

Умер 31 января 1979 года в Москве

С 9 ноября 1939 года по 3 де­кабря 1947 года Музруков Борис Глебович - директор Уралмашзавода.

В предвоенные годы на заводе активно развивается металлурги­ческое производство, осваивает­ся выпуск артиллерийских ору­дий (гаубиц М-30 конструкции Ф.Ф.Петрова).

В начале войны завод в сжатые сроки переходит от производс­тва индивидуальной продукции (в основном металлургического оборудования) на крупносерий­ный выпуск бронетанковой тех­ники - бронекорпусов тяжелых танков KB, которые ранее выпус­кал Ижорский завод. Уже в конце 1941 года Уралмашзавод опере­жал Ижору по среднесуточному выпуску корпусов в семь раз. При этом была значительно снижена себесто­имость оборонной продукции при сохранении ее высо­кого качества. В дальнейшем Уралмаш освоил полный цикл производства танков Т-34, самоходок СУ-122, СУ-85, СУ-100, бронекорпусов самоходок ИСУ-152 и танков ИС-2 и ИС-3. За годы войны Уралмаш изготовил 5.551 боевую машину, а также 19.225 бронекорпусов для танков и самоходок и 30.000 артиллерийских ору­дий. Ни одно другое предприятие Наркомата танковой промышленности не имело столь широкой номенклатуры выпуска­емой продукции.

В послевоенное время под ру­ководством Б.Г.Музрукова была проведена конверсия производс­тва Уралмашзавода, возобновлено производство металлургического оборудования и впервые начался крупносерийный выпуск экскава­торов и буровых установок.

11 октября 1979 года Борису Гле­бовичу Музрукову было присвое­но звание «Почетный Уралмашевец» (посмертно).

 Музруков Борис Глебович : К 100-летию.- Екатеринбург, 2004.- С.2-3

 

Агеев, С. «Борис Глебович, любимый Вы наш!».

Он родился в городе Лодейное Поле 11 октября 1904 г. С1918 г. воспи­тывался в детском доме в Петрограде (при живом отце, который воевал на фронтах Гражданской войны). Говорят, не сошелся характером с мачехой. И двенадцатилетним подростком однажды сбежал из дома.

Поступил учиться в Ленинградский технологический институт, но во время учебы выяснилось, что болен туберку­лезом. Тогда такой диагноз означал бы­стрый исход в мир иной. Но в 1929 г. Музруков все же окончил институт и сразу был направлен на завод «Красный путиловец». Атам молодому специали­сту повезло - командировали в Италию, на заводы «Ансальдо», принимать воен­ные корабли, в частности, ставший по­том знаменитым лидер «Ташкент». В Италии он навсегда избавился от тубер­кулеза. Затем были поездки на заводы Германии, стажировка в Чехословакии на «Шкоде». И в 1938 г. он уже главный металлург Кировского завода, обеспе­чивает освоение производства танка KB и артиллерии. И, видимо, неплохо обес­печивает: его награждают медалью «За трудовое отличие» и орденом Трудово­го Красного Знамени. Тогда это были очень редкие награды.

В ноябре 1939 г., как снег на голову, - назначение на Уралмашзавод. Попро­бовал отказаться в связи с тяжелой бо­лезнью жены, Анны Александровны. Она была практически при смерти. Но назначение директора Уралмашзавода утверждал лично Сталин, и он распоря­дился: «Анну Александровну поместить в лучшую клинику!». А Музруков поехал на Урал с таким сталинским наказом: «Отправляйтесь и ни о чем не думайте. Ваша жена будет жить».

С будущей женой Борис Глебович познакомился на одном из студенчес­ких вечеров. Он был студентом техно­логического, она - медицинского инсти­тута. Никто из них никогда не рассказы­вал о том, как развивался их роман. Из­вестно только, что отец Анны Алексан­дровны был настроен категорически против Музрукова - человека без роду, без племени. Анна Александровна по­шла наперекор отцовской воле. Люби­ла. Да так, что оставила не только се­мью, но и мединститут, чтобы больше времени уделять мужу. Первое время им было очень тяжело: молодая семья ютилась в маленьком чулане без окна.

В памяти ветеранов Уралмаша не сохранилось воспоминаний, как состо­ялось представление нового директо­ра коллективу. Видимо, ничего особен­ного и не произошло, он никого не уди­вил эффектными заявлениями. Отме­чали только, что, в отличие от Л .С. Вла­димирова, новый директор не привез с собой команду сподвижников, и в ре­зультате не произошло никакой пере­тасовки кадров - все руководители ос­тались на своих местах. И это сразу же настроило многих в пользу нового ди­ректора.

Все видели, как трудно первое вре­мя приходилось Музрукову: одно дело быть главным металлургом и совсем другое - руководить крупным произ­водственным коллективом. А в войну, наверное, ни одному другому директо­ру завода не было так тяжело, как Бо­рису Глебовичу Музрукову, - на Уралмашзаводе каждые полгода осваивал­ся серийный выпуск новых изделий: бронекорпусов, танковых пушек, тан­ков, САУ. А еще надо было думать, как накормить, обуть и одеть людей. Мно­гие вообще ничего не имели, кроме легкой одежды: в коллектив Уралмаша влились тысячи эвакуированных из Ленинграда, Сталинграда, Харькова, Брянска...

Музрукова на заводе бесконечно уважали - и начальство, и простые ра­бочие. Ветераны Уралмаша, знавшие, его лично; все как один вспоминали: «Приказы директора выполняли беспрекословно. И не только потому, что знали - их исполнение он обязательно проверит. Просто если Борис Глебович просил что-то выполнить, «разбивались в доску», но выполняли». Наверное, по­этому Уралмаш и считался лучшим за­водом в наркомате танковой промышленности. В 1943 г. на экраны страны - вышел фильм Н. Вирты «Сталинградс­кая битва». И был там такой эпизод -Сталин задает вопрос Молотову: «Вя­чеслав Михайлович, ну, как там с танка­ми? Меня особенно интересует Уралмашзавод». Молотов разговаривает с директором Уралмаша по телефону: «Спасибо, товарищ Музруков! Я сообщил о ваших успехах товарищу Стали­ну. Он просил передать благодарность Государственного Комитета Обороны  Красной Армии вашим рабочим и ниженерам...». Тогда же, в сорок третьем Музруков стал Героем Социалистичес­кого Труда.

Но вот закончилась вторая мировая война, и сразу же, без передыха, началась война холодная, которая со дня на день могла перерасти в третью мировую.  В СССР спешно создавалась новая отрасль промышленности - производство ядерного оружия. И, разумеется, возник вопрос о кадрах руководителей.

В ноябре 1947 г. директора Уралмашзавода вызвали в Москву, и он ... пропал. Никто не знал, что с ним, где он. А в то время такое исчезновение могло означать все, что угодно. В том числе  и самое страшное. Даже жена ничего не нала. Оказывается, в судьбу Музрукова вновь вмешался «вождь всех народов» и из предложенного Берией списка в несколько десятков кандидатов на должность директора создаваемого завода по производству оружейного плутония свой выбор он остановил на директоре Уралмашзавода.

Впрочем, есть данные, что Музрукова вовсе не против его воли назначили директором комбината «Маяк». Вроде бы была предварительная встреча с И. В.Курчатовым, который показал ему первый в стране и в Европе урано - графитовый реактор Ф-1 лаборатории №2 (теперь это Российский научный центр Курчатовского» института). И Игорь Васильевич настолько заинтересовал Музрукова, что тот сам дал согласие оставитьУралмаш.

Не по своей вине Музруков покинул Уралмаш молча, не попрощавшись. Вроде как бы в служебную командиров­ку уехал, а из нее не вернулся. Но как ни скрывали правду о новом месте работы Музрукова, кое-что до уралмашевцев все-таки дошло. Понятно, о том, что та­кое ядерная физика, никто из инжене­ров-машиностроителей понятия не имел. То ли из чистого любопытства, то ли из желания снова попасть в подчи­нение к Музрукову, но вдруг у некото­рых уралмашевцев появился странный интерес к тем проблемам, которыми стал заниматься их бывший директор. «Органы» засекли, что в заводской на­учно-технической библиотеке резко возрос спрос на литературу по ядерной физике. Последовал вызов Музрукова с «Маяка» в Москву к Берии, где бывший уралмашевский директор получил вы­говор за то, что, якобы без ведома ре­жимных служб, вербовал кадры на свое сверхсекретное предприятие. Но этим, слава Богу, все и ограничилось.

Борису Глебовичу Музрукову на этот раз выпала доля не только руково­дить предприятием, но и взять на себя ответственность за существование не­большого закрытого для всего мира го­родка Челябинск-40, где действовало предприятие «Маяк». И работал он там с декабря 1947 по ноябрь 1953 г.

На комбинате «Маяк» собрался цвет советской науки. На них у дряхлеющего «отца всех народов» была вся надежда. Очень уж хотелось ему лишить амери­канцев монополии на ядерное оружие. Руководители атомного проекта И.В.Курчатов и Л.Б.Ванников лично кон­тролировали ход работ.

В общих чертах технологическая схема комбината «Маяк» имела три эта­па. Первый - облучение топлива в реакторах- наработчиках плутония. Все они условно назывались «завод «А». Второй - растворение облученного в реакторе топлива и выделение из него плутония - осуществлялся на группе предприя­тий, называвшихся «завод «Б». Третий осаждение и выделение металлическо­го плутония - происходил на «заводе «В».

Сложнейшее производство, умней­шие люди, но отношение к Музрукову было точно таким же, как и у уралмашев­цев. Даже прозвище «царь Борис» пе­рекочевало вслед за Музруковым на сверхсекретный объект.

И там ему тоже сопутствовал успех. 19 июня 1948 г. на проектную мощность был выведен первый советский урано-графитовый реактор-наработчик плуто­ния. В феврале 1949 г. на заводе «В» была получена первая порция металли­ческого плутония.

Все! Кончилась монополия запада на производство оружейного плутония! 29 августа 1949 г. на испытательном по­лигоне недалеко от Семипалатинска была взорвана первая советская атом­ная бомба.

Этот серо-серебристый металл, плутоний, ради которого Музрукова пе­ревели с Уралмаша на Челябинск-40, радиоактивен и очень токсичен. С дру­гой стороны, благодаря плутонию атом­ные державы, как ни норовили, как ни рвались с цепи, отказались от войны между собой на целых пятьдесят лет. Плутоний так страшен, что лишил вой­ну всякого смысла. Плутоний дал чело­вечеству полвека мира. А получен он был (причем, во время) благодаря, во многом, Музрукову.

Пожалуй, глубже всех секрет необычайной популярности Б.Г. Музрукова раскрыл в своих воспоминаниях (они опубликованы в научной литературе) один из руководителей технологической службы комбината «Маяк» М. М. Башкирцев: «Не только я и подобные руководители управленческих служб, но и руководители производственных объектов в разговорах между собой высказывались, что при Борисе Глебовиче напряжения в работе было больше, но и работать было вроде проще и легче, так как многие технические решения и мероприятия директор брал на себя. И каждый из специалистов, кому пришлось работать в труднейший период освоения нового производства под руководством Бориса Глебовича Музрукова вспоминает о нем с теплым чувством благодарности и уважения. Запомним эти слова - «многие технические решения и мероприятия директор брал на себя». Этим, собственно, и отличается руководитель, за которым подчиненные пойдут и в огонь, и в воду, от тех, кто афиширует свою причастность только к победам, а в поражениях винит кого угодно, но только  не себя. Вспомним, какое тогда было время и что тогда ожидало неудачников. Только так можно понять, что это означало  разделение всей полноты ответственности с теми, с кем трудился бок о бок.

19 лет после «Маяка» проработал Борис Глебович Музруков директором ВНИИЭФ в Арзамасе-16 и тоже оставил о себе добрые воспоминания. Самый положительный образ своего руководителя описал А.Д.Сахаров, человек очень далекий по своим убеждениям от бывшего уралмашевца. Но и он отдал должное умению Музрукова с ходу решать сложнейшие проблемы организации производства. А что еще надо  ученым, конструкторам, технологам и рабочим от своих руководителей?

Музрукова еще долго добрым словом поминали на Уралмаше. Как-то в конце 60-х годов группа уралмашевцев, отдыхавшая в Крыму, случайно встретила своего прежнего директора и бросилась к нему обниматься со словами: «Борис Глебович, любимый Вы наш!».

«Меж собой мы, руководители, звали своего директора «царь Борис». Но вовсе не от того, что он был важным или грозным. Все как раз на­оборот, директор был очень человечным в общении, никогда не повышал голоса, никогда никому не угрожал. Но когда «царь Борис» давал указа­ния, все мы почему-то в ниточку вы­тягивались!»

(Из воспоминаний С. Т. Лившица).

«Музруков принял меня в своем рабочем кабинете. Первые несколь­ко минут он держался подчеркнуто официально. Но по мере того, как я го­ворил, лицо Бориса Глебовича меня­лось - холодная, почти высокомерная маска сменилась выражением почти детского азарта. Он достал из сейфа блокнот и попросил меня записать кратко обоснование моих требований и примерные технические условия. Я тут же написал несколько страниц, он их прочитал и, не говоря ни слова, набрал номер ВЧ. Обращаясь по имени-отчеству (и на «ты») к директору да­лекого от нас завода, он попросил его подготовить производственную ли­нию для выполнения задания, суть которого он тут же изложил. На вопрос собеседника о плане он сказал:

-Постарайся уложиться. Не суме­ешь - будем тебя выручать. В любом случае новая продукция пойдете счет плана.

Я поблагодарил Музрукова. Дело было сделано.

Столь же оперативно решались тогда и другие вопросы подготовки к испытаниям».

(Из воспоминаний А.Д. Сахарова).

Невестка Музрукова Лидия Пет­ровна вспоминала, как однажды све­кор пришел с работы крайне устав­шими плохо себя чувствовал, поэто­му принял лекарство и лег отдыхать, отключив в спальне телефон. Звонок раздался внизу. Лидия Петровна взя­ла трубку и услышала требователь­ный, грубоватый мужской голос «Муз­рукова мне!» - «Он отдыхает», - отве­тила Лидия Петровна. «Он что, не мо­жет взять трубку?» Молодая женщина была поражена тоном, который позво­лил себе звонивший. Она разбудила Бориса Глебовича. Оказалось, звонил Берия. Он приехал в город совершен­но неожиданно для всех. Прежде чем спуститься вниз, Лидия Петровна ус­пела услышать в телефонной трубке слова Берии: «Ты там лежишь или сто­ишь? А то ведь я и посадить могу». Борис Глебович, несмотря на недомо­гание, собрался и отправился на ком­бинат. Этот случай очень хорошо пе­редает атмосферу того времени. Единственное место, где Борис Глебо­вич чувствовал себя совершенно сво­бодно, - это дом, семейный круг.

Сергей Агеев

 Агеев, С. «Борис Глебович, любимый Вы наш» / С. Агеев // За тяжелое машиностроение.-2003.- 20-26 июня.- С.4

ЦАРЬ БОРИС

Борис Глебович воспитывался в детс­ком доме в Петрограде (при живом отце, который воевал на фронтах Гражданской войны). Говорят, не сошелся ха­рактером с мачехой и двенадцатилетним под­ростком однажды сбежал из дома.

Поступил учиться в Ленинградский тех­нологический институт, но во время учебы выяснилось, что болен туберкулезом. Тогда такой диагноз означал быстрый исход. Но после окончания института сразу же оказал­ся на заводе «Красный путиловец». А там молодому специалисту повезло — команди­ровали в Италию, на завод «Ансальдо». В Италии он навсегда избавился от туберку­леза. А затем были поездки на заводы Гер­мании, стажировка в Чехословакию на «Шкоду».

И в 1938 г. он уже главный метал­лург Кировского завода, обеспечивает осво­ение производства танка КВ. И, видимо, не­плохо обеспечивал: его награждают медалью «За трудовое отличие» и орденом Трудово­го Красного Знамени. Тогда это были очень редкие награды.

И тут как снег на голову новое назначение на Уралмашзавод в ноябре 1939 г. Попробо­вал отказаться в связи с тяжелой болезнью жены, Анны Александровны. Но назначение директора Уралмашзавода утверждал лично Сталин, и он распорядился поместить Анну Александровну в лучшую клинику! А Музруков поехал на Урал с таким сталинским нака­зом: «Отправляйтесь и ни о чем не думайте. Ваша жена будет жить».

В памяти ветеранов Уралмаша не сохрани­лось воспоминаний, как состоялось представ­ление нового директора коллективу. Видимо, ничего особенного и не произошло, он никого не удивил эффектными заявлениями. Отмеча­ли только, что, в отличие от Л.С. Владимиро­ва, новый директор не привез с собой команду сподвижников, и в результате не произошло никакой перетасовки кадров — все руководи­тели остались на своих местах. И это сразу же настроило многих в пользу нового директора.

Все видели, как трудно первое время при­ходилось Музрукову: одно дело быть главным металлургом и совсем другое — руководить крупным производственным коллективом. Наверное, ни одному другому директору завода в годы войны не приходилось так сложно, как Борису Глебовичу Музрукову, — на Уралмашзаводе каждые полгода осваивал­ся серийный выпуск новых изделий: бронекорпусов, танковых пушек, танков, САУ. Но не было за всю войну случая, если исключить самые первые месяцы войны (когда предпри­ятие не было готово к выпуску оборонной продукции), чтобы завод не справился с ка­ким-нибудь заданием.

Музрукова на заводе бесконечно уважа­ли — и начальство, и простые рабочие. Ве­тераны Уралмаша, знавшие его лично, все как один вспоминали: «Приказы директора выполняли беспрекословно. И не только потому, что знали — их исполнение он обя­зательно проверит. Просто если Борис Гле­бович просил что-то выполнить, «разбива­лись в доску», но выполняли».

Но вот закончилась Вторая мировая вой­на, и сразу же, без передыха, началась война холодная. Спешно создавалась новая отрасль промышленности — производство ядерного оружия и, разумеется, возник вопрос о кад­рах руководителей.

 В ноябре 1947 г. директора Уралмашзавода вызвали в Москву, и он ... пропал. Никто не знал, что с ним, где он. А в то время такое исчезновение могло означать все что угодно. В том числе и самое страшное. Даже жена ничего не знала. Оказывается, в судьбу Музрукова вновь вмешался «вождь всех народов» и из предложенного Берией списка в несколь­ко десятков кандидатов на должность дирек­тора создаваемого завода по производству оружейного плутония свой выбор остановил на директоре Уралмашзавода.

Впрочем, есть данные, что Музрукова вов­се не против его воли назначили директором комбината «Маяк». Вроде бы была предвари­тельная встреча с И.В. Курчатовым, который показал ему первый в стране и в Европе уран-графитовый реактор Ф-1 лаборатории № 2 (теперь это Российский научный центр «Кур­чатовского» института). И Игорь Васильевич настолько заинтересовал Музрукова, что тот сам дал согласие оставить Уралмаш.

Борису Глебовичу Музрукову на этот раз выпала доля не только руководить предприя­тием, но и взять на себя ответственность за существование небольшого закрытого для всего мира городка Челябинск-40, где дей­ствовало предприятие «Маяк». И работал он там с декабря 1947 по ноябрь 1953 г.

Не по своей вине Музруков покинул Урал­маш молча, не попрощавшись. Вроде как в служебную командировку уехал, а из нее не вернулся. Но как ни скрывали правду о но­вом месте работы Музрукова, кое-что до уралмашевцев все-таки дошло. Понятно, о том, что такое ядерная физика, никто из инжене­ров-машиностроителей понятия не имел. То ли из чистого любопытства, то ли из жела­ния снова попасть в подчинение к Музрукову, но вдруг у некоторых уралмашевцев по­явился странный интерес к тем проблемам, которыми стал заниматься их бывший дирек­тор.

«Органы» засекли, что в заводской на­учно-технической библиотеке резко возрос спрос на литературу по ядерной физике. Пос­ледовал вызов Музрукова с «Маяка» в Моск­ву к Берии, где он получил выговор за то, что якобы без ведома режимных служб вербовал кадры на свое сверхсекретное предприятие. Но этим, слава Богу, все и ограничилось. Впол­не возможно, что утечка информации про­изошла совсем по другим каналам. Дело в том, что на строящиеся ядерные объекты был ко­мандирован не один только Б.Г. Музруков. Специальным решением, которое подписал И.В. Сталин, в Снежинск, Верх-Нейвинск и Обнинск было откомандировано на руководя­щую работу почти все руководство Уралмашзавода: начальник производства Д.Е. Василь­ев, главный энергетик М.П. Родионов, начальник управления капитального строитель­ства В.Ф. Смоляр. С Кировского завода в Верх-Нейвинск, директором строящегося завода по обогащению урана, перевели бывшего главного инженера Уралмашзавода А.Л. Кизиму. Каж­дому из них разрешили взять с собой с Уралмаша еще несколько человек. В результате Уралмаш лишился порядка 30 специалистов самой высокой квалификации. Все они вые­хали в течение трех суток. А на Уралмаш была возложена задача изготовления специально­го оборудования для атомной энергетики. Так что каналов для утечки информации было более чем достаточно.

На комбинате «Маяк» собрался цвет совет­ской науки. На них была вся надежда у старе­ющего «отца всех народов», которому уж очень хотелось лишить американцев моно­полии на ядерное оружие. Руководители атомного проекта И.В. Курчатов и Л.Б. Ван­ников лично контролировали ход работ. Сложнейшее производство, умнейшие люди, но отношение к Музрукову было точ­но таким же, как и у уралмашевцев.

 Даже про­звище «царь Борис» перекочевало вслед за Музруковым на сверхсекретный объект. Пожалуй, глубже всех секрет необычай­ной популярности Б.Г. Музрукова раскрыл в своих воспоминаниях (они опубликованы в научной литературе) один из руководите­лей технологической службы комбината «Маяк» М.М. Башкирцев: «Не только я и подобные мне руководители управленческих служб, но и руководители производственных объектов в разговорах между собой выска­зывались, что при Борисе Глебовиче напря­жения в работе было больше, но и работать было вроде проще и легче, так как многие технические решения и мероприятия дирек­тор брал на себя. И каждый из тех специа­листов, кому пришлось работать в трудней­ший период освоения нового производства под руководством Бориса Глебовича Музрукова, вспоминает о нем с теплым чувством благодарности и уважения...».

Запомним эти слова — «многие техничес­кие решения и мероприятия директор брал на себя». Этим, собственно, и отличается ру­ководитель, за которым подчиненные пойдут и в огонь, и в воду, от тех, кто афиширует свою причастность только к победам, а в по­ражениях винит кого угодно, но только не себя. Вспомним, какое тогда было время и что тогда ожидало неудачников. Только так мож­но понять, что это означало — разделение всей полноты ответственности с теми, с кем трудился бок о бок.

19 лет после «Маяка» проработал Борис Глебович Музруков директором ВНИИЭФ в Арзамасе-16 и тоже оставил о себе добрые воспоминания.

А.Д. Сахаров, человек очень далекий по своим убеждениям от бывшего уралмащевца, отдал должное умению Музрукова сходу решать сложнейшие проблемы организации производства. А что еще надо ученым, конструкторам, технологам и рабо­чим от своих руководителей?

Царь Борис // Неизвестный Уралмаш.- Екатеринбург, 2003.- С.317-320

Сказ о царе Борисе

В памяти ветеранов Уралмаша не сохранилось вос­поминаний, как состоялось представление нового ди­ректора коллективу. Видимо, ничего особенного и не произошло, он никого не удивил эффектными заявле­ниями. Отмечали только, что в отличие от Л.С. Влади­мирова новый директор не привез с собой команду спод­вижников и в результате не произошло никакой перетасовки кадров - все руководители остались на своих местах. И это сразу же настроило многих в пользу но­вого директора.

Уралмашевцев не удивил возраст Музрукова: ему только-только исполнилось 35 лет, были директора и помоложе. Не удивило и то, как быстро, всего за де­сять лет, продвинулся он от мастера до главного ме­таллурга Кировского завода — крупнейшего оборонно­го предприятия СССР!

Не удивил и тот факт, что новый директор Уралмашзавода всего лишь один год состоял в ВКП (б). Все понимали, что свирепые репрессии в тяжелой про­мышленности совершенно обескровили заводы. Вос­питанникам советских вузов доверяли несравненно больше, нежели «красным директорам» и уж тем бо­лее специалистам старой, еще дореволюционной вы­учки.

Борис Глебович с головой ушел в новую работу: надо было наводить порядок после двухлетнего погро­ма, который вели на заводе энкавэдэшники. Б. Г. Музруков начал с централизации технологических служб, создания отделов главного технолога, главного метал­лурга, отдела сварки и инструментального отдела. Это позволило объединить немногие квалифицированные кадры на наиболее важных направлениях, включить мо­лодых инженеров в сложную работу под руководством опытных специалистов.

В то время начальник производства Уралмашзавода С. Т. Лившиц говорил: «Меж собой мы, руководите­ли, звали своего директора «царь Борис». Но вовсе не оттого, что он был важным или грозным. Вес как раз наоборот, директор был очень человечным в общении, никогда не повышал голоса, никогда никому не угро­жал. Но когда «царь Борис» давал указания, все мы почему-то в ниточку вытягивались!»

Приближалась война, это было ясно всем. А един­ственная на заводе и даже на Среднем Урале кислая мартеновская печь для производства качественной стали работала очень ненадежно - на ней постоянно слу­чались аварии. А виной всему была элементарная тех­ническая безграмотность исполнителей, излишняя ув­леченность «стахановскими» идеями. И вполне попят­но, что новый директор прежде всего сконцентрировал свое внимание именно на технологическом процессе изготовления поковок. Заводские рационализаторы тогда всерьез занялись реконструкцией кислой печи, и директор завода, поверивший в их идеи, дал «добро» на изменение конструкции головок печи, что было вско­ре признано крупным изобретением, позволившим зна­чительно улучшить качество металла и ликвидировать аварии. Брак резко снизился.

Музруков отделил сталеплавильное производство от сталелитейного: вместо одного стало два цеха. Каза­лось бы, что в этом необычного? Необычно здесь то, что на заводе вновь развернулось рационализаторское движение, свернутое в период «ежовщины». Тогда никто не хотел рисковать - любое совершенствование произ­водства можно было объявить «вредительством» со все­ми вытекающими последствиями. Здесь же ответствен­ность за вполне возможную неудачу директор взял на себя, и рационализаторы почувствовали уверенность. Да и не только они. Всем руководителям производства новый директор развязал руки. Теперь можно было спо­койно делать свое дело, не опасаясь доносов. И уралмашевцы вскоре показали, на что они способны: перед самой войной в сталеплавильном цехе выплавлялось уже до 100 марок качественной стали, резко снизился брак литья.

Времени катастрофически не хватало. С назначе­нием Музрукова технологи Уралмаша работали по 14-16 часов в сутки, почти без выходных. Работали не за страх, а за совесть, ведь пример подавал сам молодой директор. Он был всегда сдержанным, немногослов­ным, но твердым и непреклонным в своих решениях. И результаты не заставили себя ждать: к июню 1941 г. артиллерийское производство, от выплавки стали до сборки, было полностью готово к крупномасштаб­ному производству гаубичной и танковой артиллерии. Так что начало войны не застало уралмашевцев врас­плох.

Наверное, ни одному другому директору завода не приходилось так сложно, как Борису Глебовичу Музрукову. На Уралмашзаводе каждые полгода осваивал­ся серийный выпуск новых изделий: бронекорпусов, танковых пушек, танков, САУ. Да еще в придачу дали задание огромными партиями выпускать корпуса реак­тивных снарядов для «катюш». И никто не освободил завод от выпуска запчастей для металлургических за­водов. Мало того, в войну Уралмаш поставлял обору­дование и для новых доменных печей, вводимых в строй на Урале, причем на то время крупнейших в мире. Но не было за всю войну случая, чтобы завод не справил­ся с каким-нибудь заданием.

А «секрет» столь успешного руководства заключал­ся в том, что Музрукова на заводе бесконечно уважа­ли, и начальство, и простые рабочие.

Ветераны Уралмаша, знавшие его лично, все, как один, вспоминали так: «Приказы директора выполня­ли беспрекословно. И не только потому, что знали: их исполнение он обязательно проверит. Просто если Борис Глебович просил что-то выполнить, «разбивались в доску», но выполняли».

Пожалуй, глубже всех секрет необычайной попу­лярности Б.Г. Музрукова раскрыл в своих воспомина­ниях один из руководителей технологической службы комбината «Маяк» М.М. Башкирцев: «Не только я и подобные мне руководители управленческих служб, но и руководители производственных объектов в разгово­рах между собой высказывались, что при Борисе Гле­бовиче напряжения в работе было больше, но и рабо­тать было вроде проще и легче, т.к. многие техничес­кие решения и мероприятия директор брал на себя. И каждый из тех специалистов, кому пришлось работать в труднейший период освоения нового производства под руководством Бориса Глебовича Музрукова, вспо­минает о нем с теплым чувством благодарности и ува­жения...»

В ноябре 1947 г. Бориса Глебовича Музрукова выз­вали в Москву, и он... пропал. Никто не знал, что с ним, где он. А в то время такое исчезновение могло означать все что угодно. В том числе и самое страшное. Даже жена ничего не знала. Оказывается, в судьбу Музрукова вмешался «вождь всех народов». Из пред­ложенного Берией списка кандидатов на должность директора завода по производству оружейного плуто­ния (ныне - комбинат «Маяк») Сталин остановил свой выбор на директоре Уралмашзавода.

Не по своей вине Музруков покинул Уралмаш мол­ча, не попрощавшись. Вроде как бы в служебную ко­мандировку уехал, а из нее не вернулся.

А прозвище «царь Борис» перекочевало вслед за Музруковым на сверхсекретный объект...

Сказ о царе Борисе // Екатеринбург: Листая страницы историй.- Екатеринбург, 2003.- С. 96-97